ОСТРЕЙШИЕ ПРОБЛЕМЫ ВСУ СЕГОДНЯ НЕ СВЯЗАНЫ НАПРЯМУЮ С ЗОНОЙ АТО — ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ЮРИЙ ТОЛОЧНЫЙ

С 2014 года в вопросах, связанных с Вооружёнными силами Украины, внимание подавляющего большинства экспертов и СМИ приковано к зоне боевых действий на востоке страны, связанных с ней проблемах и вызовах. Однако значительная часть острейших проблем армии лежит за пределами зоны АТО, и сосредоточена в областях, напрямую не связанных с военными действиями. Более того, возрождение ВСУ, начавшееся четыре года назад, обернулось целым рядом новых трудностей. О сложностях, связанных с оборудованием пунктов постоянной дислокации войск, ситуации с базами и арсеналами, а также нарастающих проблемах в боеприпасной отрасли информационному агентству «Оборонно-промышленный курьер» рассказал человек, работавший в армейской логистике с момента её зарождения в ВСУ в современном виде – замначальника управления логистики Южного оперативного командования, затем начальник логистики – заместитель командира 6-го армейского корпуса в Днепропетровске, с 2009 по 2017-й заместитель командующего Сухопутными войсками ВСУ по логистике, генерал-майор Юрий Толочный.

 – Каковы основные потребности войск в зоне боевых действий?

– При вхождении в зиму, это, прежде всего, топливо для двигателей. Необходимо переходить на нормальное зимнее топливо. По этому поводу уже был ряд скандалов. Также это своевременные поставки угля и дров. Комплектность зимней формы – которую меняли за пять лет уже несколько раз, и её качество по сей день оставляет желать лучшего, хотя по сравнению с первыми образцами прогресс есть.

Но ключевые проблемные вопросы по снабжению войск сейчас, как ни парадоксально, связаны не с зоной АТО. Зона боевых действий находится под пристальным вниманием как военного, так и политического руководства, так что наиболее острые вопросы там решаются. Также нам помогает стабилизация линии фронта. Подразделения, которые проходят ротацию, располагаются в одних и тех же местах, и постепенно обустроили там необходимые условия для жизни и службы.

Но когда речь заходит о других регионах… На мой взгляд, сейчас острейшая проблема – это лагеря, куда отводятся войска для восстановления боеспособности. Лагеря эти палаточные, и после года-полутора эксплуатации эти палатки уже непригодны для жизни. Второй, смежный вопрос – пункты постоянной дислокации. Мы на сегодняшний день создали целый ряд новых воинских формирований, но для них нужно создавать новые пункты постоянной дислокации – стационарные штабы, дома для офицеров, общежития или казармы улучшенного типа с прачечными, санузлами и т.д. Иначе получится, что части из полевых условий на фронте выводятся в точно такие же условия в тылу, что не позволяет восстановить боеспособность.

На всё это средств выделяется катастрофически мало. Например, есть решение министра обороны о создании военного городка на полигоне «Широкий лан» до конца 2017 года. Изначально планировалось на две бригады, затем урезали до одной. Там до сих пор палаточный городок, хотя давно должны были быть возведены сборно-щитовые казармы. Строительство идёт, но медленно, и окончательные сроки сдачи объекта всё ещё неясны. В любом случае, в этом году его не построят.

– Что необходимо сделать, чтобы решить эти вопросы?

– Прежде всего, нужно чёткое понимание – сколько подобных лагерей нам нужно, и чётко определить места их расположения. А затем начать создавать там полноценное, долговременное жильё и инфраструктуру. Речь идёт На мой взгляд, препятствует этому два момента. Во-первых, конечно, нехватка финансов. А во-вторых, на мой взгляд, зачастую сделать что-то в зоне АТО – это громко, «пиарно», это звучит. А обустройство далёких от региона боевых действий районов не даёт таких имиджевых, «рейтинговых» результатов. К тому же создание военного городка – это долгий и кропотливый, затратный процесс, который не даёт мгновенной информационной отдачи. Строительство казарм, общежитий, домов для офицеров… Куда проще с целью «пиара», например, создать танковую роту, или закупить несколько десятков автомобилей, и набрать на этом политические очки.

– Как можно исправить ситуацию, сложившуюся с боеприпасами? В частности, с обеспечением безопасности их хранения.

– В 2005-м году была принята программа живучести баз, складов и арсеналов. Первый вопрос – на каждом складе должен храниться тот объём боеприпасов, на который он рассчитан. Мы должны чётко знать, сколько и чего нам необходимо: войсковой, оперативный, стратегический запас. Перед войной все склады боеприпасов были перегружены – по мере сокращения боевых частей, преобразования дивизий в бригады и т.д. их боезапас перемещался на склады. С тех пор война и предвоенная активная, пусть и весьма бестолковая, утилизация боеприпасов несколько улучшили обстановку, но лишь частично. Второе – склад должен иметь целевое назначение. То есть, если склад предназначен для хранения боеприпасов повышенной опасности – прежде всего, реактивных – хранилища должны быть, как минимум, обвалованы. А в идеале боеприпасы должны находиться в специальных подземных арочных хранилищах. Сейчас необходимо бросить все силы на ликвидацию открытых площадок хранения. Именно они наиболее уязвимы для диверсий, и создают повышенную опасность в случае халатности или катастроф природного и техногенного характера. В 2008 году пожар на 61-м арсенале в Лозовой начался именно потому, что открытое пламя – неподалёку сжигали листья – ветром перебросило на открыто хранившиеся ящики с минами, которые хранятся с пучками пороха. Именно они и загорелись. К счастью, на этом арсенале не было реактивных боеприпасов, и хранилища были обвалованы, поэтому разлёт осколков составил максимум 1,5 км, что ограничило масштаб разрушений и ущерба. Те же причины привели к катастрофе в Балаклее. Поэтому необходимо привести хранение боеприпасов в соответствие с действующими нормами.

Сейчас, когда значительная часть боеприпасов утилизирована или израсходована в ходе войны, нужно составить план перераспределения. Какие-то арсеналы опустели, другие остаются перегруженными. Необходима установка объектовой сигнализации в хранилищах – пожарной, и датчиков движения – и периметровой, с камерами слежения. Нужно обустроить периметр – подрезать деревья, если объект расположен в лесу, перепахать землю вокруг, чтобы не было сухой травы. Также нужно обеспечить надёжную охрану периметра. После начала войны, в силу некомплекта боевых частей, солдат-сверхсрочников из рот и взводов охраны баз и арсеналов отправляли на доукомплектование, а охрану объектов зачастую осуществляет ВОХР. Что такое ВОХР? Пенсионеры с карабинами СКС в бронежилетах советского образца. Собаки, необходимые для охраны, в Сухопутных войсках имелись только на одном складе. Насколько надёжна такая охрана? Базы и арсеналы должны охраняться специальными подразделениями, подготовленными, и экипированными всем необходимым.

Также в составе ближайших частей и подразделений должны быть бронегруппы быстрого реагирования, которые благодаря налаженной связи могут оперативно выдвинуться к арсеналу в случае нападения, и обеспечить оборону по заранее отработанному плану. Сейчас, когда основные боевые подразделения на фронте, в пунктах постоянной дислокации ничего подобного нет. Также должно быть отлажено взаимодействие с СБУ и полицией. Все работники баз и арсеналов должны проверятся этими структурами.

– Идёт ли процесс этих изменений, и если да – то насколько быстро?

– Процесс идёт, но волнообразно. После очередной катастрофы средства оперативно выделяются, но затем их объём сокращают, и финансирование снижается до минимума. Затем всё повторяется снова. Если посмотреть финансирование по годам, то легко заметить зависимость от ЧП на различных базах и арсеналах. В «спокойные» годы мне приходилось слышать от высокопоставленных военных чиновников мнение, что обваловка – это «закапывание денег в землю». Сегодня средства частично выделяются на сигнализацию – около 10-15% от потребности. По реконструкции выделяемых финансов хватает, по сути, лишь на замену перекрытий. Огромная проблема с тарой – ящики ведь со временем приходят в негодность. Немного выделяется на закупку мелких средств автоматизации, обработку деревянных стропил противопожарной пропиткой, перезарядку огнетушителей… На строительство новых объектов деньги фактически не выделяются. Таким образом, мы имеем примерно 5-10% от необходимого по решению тактических задач обеспечения живучести. На стратегические цели – строительство новых хранилищ – средства не выделяются вовсе.

– Как бы вы оценили проект строительства нового патронного завода?

– Это кричащая необходимость. Ситуация с боеприпасами очень серьёзная. Сегодня есть целый ряд дефицитных калибров. Речь и о стрелковых, и об артиллерийских и ракетных боеприпасах.

По сути, пополнять боезапас нечем, и он постоянно сокращается. В Украине производятся только небольшие партии. По роду службы я не занимался непосредственно этим вопросом, но некоторые соображения есть. Например, закупки за границей, которые некоторыми видятся как выход из положения, не помогут решить эту проблему – во-первых, не так уж много государств, которые могут удовлетворить нашу потребность в боеприпасах советского образца – а наше вооружение остаётся преимущественно советским. Боеприпасы стандарта НАТО нам не походят. Во-вторых, боеприпасы – это летальное вооружение. Отношение наших западных партнёров к поставкам летального оружия в Украину всем известно. Зная наших политиков, если бы крупные объёмы боеприпасов поставлялись из-за рубежа, это бы сопровождалось громкими пиар-акциями, так что отсутствие подобного шума говорит о том, что подобные закупки если и есть, то их объём незначителен.

Главное – это грамотно организовать это производство, наладить выпуск калибров, в которых мы нуждаемся. По стрелковым боеприпасам, как минимум закрыть спектр калибров от 5.45 до 14.5 мм. Что касается артиллерии… Только в последний год ужесточился контроль за расходом артиллерийских боеприпасов. Вернулись снаблимиты и так далее. В первые годы войны расход снарядов был совершенно бесконтрольным, и колоссальным.

– Когда, на ваш взгляд, при нынешнем положении дел некомплект боеприпасов станет критическим? При условии, что создание нового производства не сдвинется с мёртвой точки.

– Думаю, год-два. Максимум – три.

– Какие ключевые проблемы вы выделили бы в других видах войск, кроме Сухопутных?

– В Военно-морских силах очень остро стоит жилищный вопрос. В Воздушных силах, насколько мне известно, тяжёлая ситуация с запчастями и степенью изношенности парка. Они бесконечно продлевают ресурс техники, но сами понимаете – одно дело продлить ресурс, скажем, танка, и совсем другое – самолёта. Последствия выхода из строя совершенно разные. Поэтому значительная часть парка техники в авиации в воздух не поднимается. Также за годы независимости была разрушена аэродромная сеть.

– Вы упомянули танки. Какая ситуация сейчас с бронетехникой?

– В целом, резерв техники по-прежнему велик, но вся эта техника устарела, и потенциал модернизации практически исчерпан. Некоторые варианты модернизации оказываются неудачными в реальном бою. Например, танки Т-64БМ «Булат» в силу большого веса и слабого двигателя оказались неэффективными, были переведены в резерв, и заменены линейными Т-64. Таким образом, необходимо создавать новые образцы. Но здесь другие проблемы. БМ «Оплот», например, в Вооружённых Силах имеется в единственном экземпляре – в харьковском Институте танковых войск. Так что вопрос в возможностях государства по закупке, и промышленности – по серийному производству новых машин.

ИА «ОПК»

Поделиться публикацией